В новую жизнь.

Знакомых в Архангельске у меня никого не было. Брат Николай перешел уже на четвертый курс морского техникума и находился в море на практике — он ходил матросом.

В поезде моей спутницей оказалась пожилая, ласковая женщина. С ней мы устроились на верхней полке. В то время в некоторых пассажирских вагонах верхние откидные полки подымались, образуя сплошные широкие нары. На них мы с ней и расположились вместе с нашими вещичками.

— Вот и ладно, что вместе. — Она заглянула через край полки вниз. — И на нижних тоже бабы. Хорошо, а то прошлый раз с мужиками ехала, так всю насквозь табачищем продымили. А ты пошто в Архангельск едешь? Зовут-то тебя как? — спросила она, устраиваясь поудобнее.

Я рассказала, куда и зачем еду.

— А меня Дарьей Васильевной зовут. Да ты меня тетей Дашей называй, — и посоветовала: — Ты, Шура, сразу в Дом крестьянина ступай. Берут по-божески, и жить надежно. А то всякое бывает. Молоденьку девчонку и обидеть недолго. Вместе и пойдем. Я-то ночь только переночую, а завтра — на пароход, и к себе в Холмогоры уеду. А ты в Доме крестьянина поживешь, пока дела твои образуются.

Вместе с ней ехали, вместе чай пили. Я с ее чайником на станциях за кипятком бегала. Запасами своими дорожными друг друга угощали, она меня шаньгами с картошкой, а я ее — бабушкиными подорожниками.

— А где же город? — удивилась я.

— Город-то? — улыбнулась тетя Даша. — А до города еще через Двину переплысть надо.

Мы прошли мимо вокзала и каких-то сараев или складов и оказались на берегу.

 Какая ширь, какой простор открылся перед нами! Хотя море я видела только на картинках, но мне показалось, что передо мной — море. На той стороне виднелись дома, вытянувшиеся в длинный ряд. Дома казались совсем маленькими, а над ними, сияя на солнце, поднимались золотые купола собора.

Притулившись к высокой деревянной пристани, стоял небольшой пароходик.

— Вот и «макарка» нас уже дожидается, — сказала тетя Даша.

Мы спустились по узким сходням на палубу пароходика, прикрытую по всей длине легкой крышей.

— Почему «макарка»? Это его название?! — спросила я.

— Все они так называются, — объяснила тетя Даша. — Раньше, еще до революции, было в Архангельске пригородное пароходство купца Макарова. Купца того давно и след простыл, а бывшие пароходики его так «макарками» и остались.

Убрали сходни, и наш «макарка», развернувшись от пристани, резво побежал мимо больших пароходов к другому берегу. За кормой пароходов трепетали полосатые и крестатые иноземные флаги. Отчаянно кричали чайки, они падали на воду и, схватив что-то, взмывали вверх. Все пароходы стояли носом вниз по реке. Я удивилась: почему?

— Дак на большую воду. Вода с моря, вот их и раз вернуло, — объяснила мне тетя Даша. — Море близко, а вода — то к морю, то от моря.

Вокзальный берег остался позади, превратился в едва заметную полоску. Городской берег приближался, стали видны люди на пристани.

— Приехали, — сказала тетя Даша, когда пароходик ткнулся в пристань.

Комната в Доме крестьянина, куда меня привела тетя Даша, показалась большой, наверное, потому, что кроме четырех железных кроватей, расставленных по, углам, в ней ничего не было. Я сунула под кровать свой чемоданчик, предварительно подергав маленький висячий замок, закрыт ли. Расстегнула кофточку, достала из лифчика документы и деньги.

— Деньги возьми, сколько надо, а остальные обратно спрячь, — посоветовала тетя Даша.

Я так и сделала, и мы отправились каждая по своим делам. Тетя Даша проводила меня до ветеринарного техникума, а сама поспешила на базар.

В техникуме у меня приняли заявление и документы. Сказали приходить послезавтра.

Спешить мне было некуда, и я принялась осматривать, город и первый раз в жизни прокатилась на трамвае. Поехала вдоль реки вверх до остановки со странным названием — Бык. Можно было ехать и дальше, но мне сказали, что трамвай идет за город до лесопильного завода Шестой версты, и я пересела в вагон, шедший обратно через весь город — от Быка до Кузнечихи. Что за Кузнечиха, я не знала, но мне было все равно, все интересно.

Рассматривала старинные дома на главном проспекте — деревянные с резными наличниками и ставнями и каменные, двухэтажные. Слушала название улиц, пересекавших проспект: Пинежская, Театральная, Поморская. Слева все улицы выглядывали на реку, а справа уходили неизвестно куда, и там, где они кончались, было только небо.

— А там что? — спросила я соседа, показав в сторону, куда исчезали улицы.

— Впервой, что ли, в Архангельске? — покосился на меня парень в серой кепчонке, сдвинутой на затылок так, что непонятно было, как она у него держится.

— Сегодня приехала, — кивнула я.

Он засмеялся:

— А в той стороне за Обводным смотреть нечего. Ничего там нет. Мхи называются. Мхи и есть. Ты лучше на другую сторону смотри.

Слева промелькнула обширная площадь и на ней огромный собор с золотыми куполами. Тот самый, что с той стороны реки виден.

— Проспект, по которому трамвай идет, раньше Троицким назывался, а теперь Павлина Виноградова, — охотно рассказывал парень. — А вот дом бывший губернаторский, теперь губисполкомовский. А вот каланча пожарная…

Дальше замелькали деревянные дома по обе стороны проспекта.

— Длинный какой город, — удивилась я, когда мы доехали до конечной остановки.

— Э-эх ты! — спрыгивая за мной с подножки вагона, засмеялся парень. — Разве это весь город-то? Через Кузнечиху на пароме переехать — там Соломбала будет, а дальше за ней Маймакса — заводы лесопильные, до самой почти Экономии. Поедем со мной, покажу.

«Очень ты мне нужен», — подумала я про себя.

— Спасибо. Успею насмотреться, я же здесь жить буду.

Он потрогал зачем-то кепку на затылке.

— Тогда бывай здорова.

Через Кузнечиху я не поехала. Вернулась в Дом крестьянина. Тетя Даша с базара уже пришла, укладывалась ехать к себе в Холмогоры.

— Как, Шура, принимают тебя в ветеринарное учиться?

— Послезавтра ответ дадут.

— Ну и ладно. Поживешь пока. А то ко мне в гости, а?

Я проводила славную тетю Дашу и осталась совсем одна в этом длинном городе, чужом, незнакомом.

Неприютно показалось в пустой комнате. Вытащила из-под кровати свой чемоданчик, замок подергала. Это у меня от дома осталось — ключи прятать и проверять, хорошо ли заперто. Бывало, чуть ли не каждый день слышишь мамин голос:

— Сима, ключей не найду. Сима! Опять украли! — это она папе. Он начинал искать ключи и всегда находил.

Потом, когда в техникуме начала учиться, подружки посмеивались надо мной: «Чего у тебя прятать-то? На что тут позариться?» Было стыдно. Я в другую крайность ударилась — небрежно к вещам и деньгам относиться стала, за что, впрочем, не раз в жизни бывала жестоко наказана.

Через день я узнала, что в ветеринарный меня не приняли, лет не хватило. Туда принимали с семнадцати лет, а мне только шестнадцать исполнилось. На это выяснение понадобилось два дня. Очень я растерялась. Что теперь делать? Решила: пойду в медицинский. Буду людей лечить. Тоже неплохая специальность.

Но — сразу отказ. Там тоже с семнадцати.

Нужно было куда-то устраиваться. Домой я решила ни за что не возвращаться.

В городе было еще два техникума: индустриальный и лесохимический. Но, как оказалось, там принимают только детей рабочих и крестьян. А мой папа, портной, считался кустарем-одиночкой, и меня опять не приняли.

Что делать?.. Деньги кончались, на обратный билет уже не хватит. Питалась я исключительно ситным хлебом и чаем — кипяток в Доме крестьянина бесплатно. Боялась израсходовать лишнюю копейку. Наверное, от этого заболел желудок.

Больная и угнетенная неудачей, брела по набережной. Было горько и одиноко. Но одно я знала точно: домой не вернусь…

Тут я увидела вывеску «Морской техникум». Здесь же Коля учится! Решила попытать счастья… А вдруг?

Вытерла слезы и толкнула тяжелую дверь. В канцелярии сидел за столом седой мужчина.

— Что вам, девушка? — спросил он. — Да вы присаживайтесь, — кивнул на стул перед своим столом.

Я рассказала, что папа у меня «кустарь-одиночка» и меня в другие техникумы не принимают, что брат учится в этом техникуме, и я тоже хочу поступить.

— Хрусталев? Четвертый курс, — слушая меня, сказал седой секретарь. — Сейчас они в море. — Он заглянул в тетрадь, лежавшую на столе: — Да, матросом на лесовозе. — Внимательно посмотрел на меня: — Девять классов и отметки хорошие… Вы обдумали?… На механическое отделение, говорите? Механик… Нелегкая специальность на пароходе. Тяжелые части машин. Котлы на угольном топливе… — хотел еще что-то сказать, но только пожал плечами. — Впрочем, дело ваше. Приходите завтра. Ваши документы рассмотрят.

Он поднялся из-за стола, посмотрел доброжелательно:

— Новые времена, новые порядки. До завтра.

Окрыленная надеждой, зашла по дороге в столовую на проспекте и впервые за десять дней пообедала по-настоящему.

Документы приняли. Экзамены сдала хорошо. Все-таки девять классов, а большинство поступавших имели семь.

Вот я и студентка первого курса механического отделения Архангельского морского техникума. На первом курсе нас двадцать один человек: двадцать парней и одна девчонка — я.

Родителям писать об этом не стала. Боялась, что заставят вернуться домой.