Женская гауптвахта

Военного порта в Мурманске давно нет. Сейчас на этом месте, сразу за первым железнодорожным переездом, над домами установлена вывеска «Мурманский торговый порт», а дальше тянутся склады. Вся территория изрезана рельсами, стоят составы вагонов. У причалов транспортные корабли, большие краны грузят в них уголь. Профиль причалов тоже изменился. Домика «Плавсредств» нет и следа — на его месте находится большой склад из гофрированного железа…

Много всего хранится в человеческой памяти под спудом — до тех пор, пока что-нибудь не оживит прошлое. Недавно я вновь заглянула сюда. И хотя все кругом резко изменилось, но мне вспомнилось то время, когда по этим причалам ходила в робе и я — групповой механик Плавсредств военного порта города Мурманска.

В 1933 году, в связи с открытием судоходства по Беломорско-Балтийскому каналу на север с Балтики пришли военные корабли-миноносцы «Урицкий» и «Куйбышев», сторожевики «Ураган» и «Смерч», подводные лодки «Декабрист» и «Народоволец». Это послужило началом создания Северной военной флотилии.

Для обслуживания военных кораблей требовались суда (морские буксиры, катера, баржи) и ремонтные предприятия, нужны были также и квалифицированные кадры. В газете «Полярная правда» появились объявления: требуются вольнонаемные — в том числе и групповой механик. Мне захотелось испытать свои силы на новой, более ответственной работе. Посоветовалась с мужем и перешла в «Плавсредства» на должность группового механика.

В мои обязанности входило наблюдение за эксплуатацией и ремонтом вспомогательного флота, а также комплектование вольнонаемных машинных команд. Непосредственным начальником был кадровый моряк Карейщиков, осуществлявший наблюдение за плавсредствами и штурманской частью. Но кроме него хватало у меня и другого начальства — из технического отдела порта, где командовали инженеры: механики, электрики, судоводители.

Корабли военного флота и мои буксиры Регистру СССР не подчинялись.  Пригодность судов к плаванию определяли инженеры. Ремонтная же база у военного порта была очень слабая. Судоремонтным заводам города по горло хватало тральщиков, торговых судов и военных кораблей. Буксиры принимали под нажимом «сверху» и, как правило, в срок работу не выполняли.

В техотделе порта на меня кричали:

— Скажите вашему Карейщикову, чтобы он вам дал двое… нет, трое суток гауптвахты!

Количество «суток» зависело, естественно, от ранга кричавшего.

Работать было трудно. Приходила я домой поздно, а бывало, и вовсе не приходила. Ночевала в салоне буксира, если ремонт должен был закончиться ночью, а утром уже отправлялась в залив на приемку.

…Для тысячестосильного буксира «Шуга» на судоверфи отливали чугунный поршень низкого давления главной паровой машины — диаметром полтора метра. Отливать пришлось три раза: дважды при проточке в нем обнаруживались раковины. Срок выхода судна из ремонта переносили, а я получала очередной разнос. Новые «сутки» прибавлялись к прежним. Срок, который предстояло отбыть на гауптвахте — в месте мне неизвестном и потому страшноватом — рос как на дрожжах. И, конечно, на душе скребли кошки: чем-то все это кончится?

По утрам, придя на работу, шла на причал, чтобы узнать, где находятся мои буксиры и катера, что на них делается, в порядке ли техника. Вот и в тот день, узнав, что на буксире номер шесть недоделки устранены ночью, я поднялась из машинного отделения на палубу. И увидела, как, лихо развернувшись на заливе, «Шуга» полным ходом приближается к причалу.

Расстояние быстро сокращалось. Сквозь открытое окно рулевой рубки, подходящего буксира вижу капитана. Слышу резкий звон машинного телеграфа — «Полный назад». Но заднего хода нет… Сильный удар! Форштевень «Шуги» врезается в борт «шестерки». Мне на голову падает трап, и, кажется, на мгновение теряю сознание.

Придя в себя, вижу «Шугу», отброшенную от «шестерки», слышу, как хлещет в машинное отделение вода. Взбегаю на мостик и повисаю на приводе парового свистка. Тревожный рев летит над заливом. По причалу бегут береговые матросы, прыгают к нам и стремглав несутся в машину. Там в пробоину корпуса заталкивают матрасы, подушки, брезент.

Запустили все насосы, но вода прибывает. Карейщиков вызвал водолазов и корабельного инженера из техотдела порта. Водолазы завели под пробоину пластырь. Вызванный буксир оттащил «шестерку» на обсушку. Своим ходом перейти не могли: оказался перебитым штуртрос, руль не работал.

— Что на «Шуге»? Почему не отработали назад? — спросила я Карейщикова.

— Отказала главная машина!

Вот тут я почувствовала, как у меня под беретом зашевелились волосы. «Шуга» только месяц, как вышла из ремонта. Неужели поршень низкого давления?! Если последняя отливка тоже оказалась с браком, если поршень развалился и машину заклинило, тогда мне, а также приемщикам ОТК завода и другим начальникам судоверфи будет очень худо… Признают вредителями, объявят врагами народа. Поврежден-то буксир военного порта! Я покрылась холодным потом.

Вместе с Карейщиковым мы с обсушки побежали на «Шугу», которая подошла к причалу. На ней военный инженер-механик Левашов снимал показания у вахтенного машиниста и старшего механика.

— А вы, товарищ Хрусталева, мне пока не нужны… Отправляйтесь в техотдел и ждите меня там!

В техническом отделе я встретилась с комиссаром порта Муравьевым. Должно быть, на моем лице были написаны страх и отчаяние.

— Что с Вами, товарищ Хрусталева? Возьмите себя в руки!

— Авария, товарищ комиссар… «Шуга» рассекла «шестерку», — начала было я докладывать.

Но он прервал:

— О происшествии мне уже доложили. Не нужно так переживать.

— Так машина не отработала… Как же мне не волноваться! — всхлипнула я.

— Машина в порядке: «Шуга» своим ходом подошла к причалу, не работала реверсивка; из пусковой рукоятки выпала шпонка, и машинист не мог перебросить кулису, — объяснил комиссар.

— Почему машинист? На вахте должен быть старший механик.

— Это еще выясняют… Но вашей прямой вины нет. У вас, насколько я знаю, по работе взысканий не имеется?

— Имеется… — с упавшим сердцем призналась я. — Двадцать суток гауптвахты…

Лицо комиссара странно дрогнуло. Он оглянулся и, убедившись, что в техотделе больше никого нет, наклонился ко мне:

— Пожалуй, самое время Вам узнать об этом… Дело в том, что в порту нет гауптвахты для женщин. Именно поэтому начальники были так щедры на нее… Так что — выше нос!

Из всех руководителей военного порта комиссар запомнился как самый спокойный и выдержанный человек. К нему относились с  большим уважением, я ему очень симпатизировала.

В приказе по порту мне было поставлено на вид — «за слабую дисциплину машинных команд на вверенных буксирах». В этом же приказе было запрещено буксирам вспомогательных плавсредств ходить полным ходом по акватории порта.

Капитан, машинист и механик «Шуги» понесли строгое наказание. Мои действия в момент аварии были признаны правильными.